Пересаженное дерево

15 ноября 2022
Азалия Балгазина

Есть у мордовского народа древний этнос эрзя. В XX веке его прославил знаменитый эрзян, скульптор Степан Эрьзя (1876—1959), сменивший когда-то свою фамилию Нефёдов на псевдоним. Ему и посвящен спектакль «Эрьзя. Летящий к свету» Мордовского национального театра. Художественно-постановочная команда собралась из разных уголков России. Автор пьесы = народный писатель Мордовии, драматург Валентина Мишанина (оригинальное название ее пьесы «Возвращение на круги своя, или Христос кричащий»). Режиссер Борис Манджиев и композитор Аркадий Манджиев (1961–2022) – мэтры калмыцкого театра из Элисты. Художник Анна Репина из Рязани, режиссер по пластике, балетмейстер Рамиза Мухаметшина из Уфы.

Самобытный талант Степана Эрьзи был заметен с детства. Учился в Москве, с юности участвовал в международных выставках во Франции, Италии. Несмотря на трудности, которые испытывали скульпторы в послереволюционной России (главенство футуристов, материальные сложности), Эрьзя успел создать множество памятников по стране. В 1927 году для организации выставки уехал в Аргентину и, открыв там новые породы древесин для ваяния, так и остался, увлеченно занимаясь своим искусством долгие двадцать пять лет. «Русским Роденом» называли его за рубежом, где он был невероятно популярен.

Раскинутое кроной массивное дерево — художественный символ спектакля. По обе его стороны условно две двери, из них в начале и в финале спектакля появляются две грациозные девушки, олицетворяющие Мордовию и Аргентину (танцевально-пластическая интерлюдия). Визуальный образ, пластико-хореографические композиции и музыкальное сопровождение отсылают к выразительным особенностям стиля модерн, к которому и относится искусство Эрьзи. Биография скульптора в спектакле - это его возвращение на родину. «Душа изнывает. Пора домой», — говорит Эрьзя (Дмитрий Мишечкин) на склоне лет своему аргентинскому секретарю Луису (Антон Саранкин), который вьется вокруг него, уговаривая остаться. Несмотря на то, что его скульптуры или «дети», как он их называл, отказываются переезжать, ибо их родина там, где они были созданы. Эрьзя мечется, рвется вернуться, надеясь на разрешение от советских властей на переезд и обеспечение его всем необходимым для жизни и творчества – квартирой и мастерской.

В некоторых сценах реалистичность совмещена с яркими метафорическими образами, при этом все наполнено атмосферой тягостного ожидания судьбоносного разрешения. Заколоченные ящики со скульптурами на протяжении почти всего спектакля стоят на сцене. Уже несколько лет на берегу океана он ждет свой пароход, чтобы загрузить работы, и все это время не выставляется, упорно готовясь к возвращению. Чудаковатый, порывистый, по-детски непосредственный и страстно любящий свою малую родину, Эрьзя верит и надеется, что родина его примет, поймет, и искренне недоумевает, почему весь мир восхищается его работами, а Россия игнорирует.

У актера Дмитрия Мишечкина точно подмечена «блаженность» характера гения: бескорыстность, доброта, искренность, жертвенность. Интересно наблюдать за эмоциональными переходами его настроений: от восторженных мечтаний до строгости и бескомпромиссности, от радостного ликования до тихой грусти и «ухода в себя». Многие, пользуясь его доверчивостью, пытаются нагреть свои руки на продаже работ художника. Бывшая ученица и возлюбленная Эрьзи Доротея (Марина Аверкина) подсовывает ему документы, по которым часть работ переходят в ее распоряжение. Одна из его работниц, натурщица Недда (Нина Абросимова) требует вернуть ей её «деревянную голову». Но Эрьзя непреклонен — почти все работы он передаст Родине.

Главный вопрос, который исследует режиссер в судьбе скульптора: «Зачем получившему мировое признание художнику так важно было вернуться?» Кажется, у самого Эрьзи есть на это ответ: «Я как пересаженное дерево, вроде корни питаются соками этой земли, а чего-то не хватает…» Наверное, вот это «чего-то не хватает» и есть то самое труднообъяснимое чувство, которое испытывают на чужбине эмигранты. И это не просто приступы ностальгии, тоска по близким людям, это настолько глубинные, сложные и противоречивые чувства, что не каждый находит в себе сил признаться в них. Поэтому поступок Эрьзи — редкий среди эмигрантов. Эрьзя был всегда уверен, что обязательно вернется в Мордовию, туда, «где зарыта его пуповина». Живописная лесная природа, первые деревянные поделки, первая любовь к простой деревенской девушке Дёле (Дёля в молодости — Евгения Акимова), друзья детства и долгие-долгие разговоры на родном мордовском языке — светлыми воспоминаниями пропитано всё его искусство.

Мордовия как свет маяка, к которому стремится душа Эрьзи, и он готов преодолеть все, чтобы вернуться. С достоинством выдерживает бюрократические препоны, разговор с высокопоставленной чиновницей от культуры (Людмила Антипкина), восседающей на высоте кирпичной стены: «Вы все годы сытно кормились буржуазными объедками. Где вы были, когда родина была в опасности?!» Его попытки объяснить что-либо ударяются о глухую стену непонимания. Оригинально решена режиссером в гротескно-сатирической форме сцена художественного совета. Костюмы-тантамарески создают комический эффект управляемых кукол. Свисающие вдоль живота короткие ножки академиков и их «шепчущие» головы победно выносят вердикт: «Выставку Эрьзи завершить за два дня до окончания!» (Нина Абросимова, Людмила Антипкина, Тимофей Чудаев, Андрей Анисимов, Анатолий Нуштайкин). Да и «тень» Сталина (Алексей Егранов) возражает против его искусства: «Кому нужны ваши поделки?» Кажется, что такой неласковый прием и унизительное судилище признанному гению невозможно вынести, однако Эрьзя сглатывает обиду, для него все это неважно теперь.

Отдавая полностью себя искусству, любовь к двум женщинам он не смог сберечь. За рубежом у Эрьзи без него вырос сын, только через двадцать лет о нем сообщила его муза француженка Марта (Елена Гудожникова). Спектакль завершается трогательной сценой прощания Степана со своей первой любовью — Дёлей (Дёля в возрасте — Галина Самаркина). Ей досталась несчастная женская судьба. Ослепшая от слез и обид, Дёля сберегла его первую деревянную скульптурку, когда-то подаренную ей. «Прости», — только и сможет прошептать глубоко потрясенный Эрьзя.

Источник: http://stdrf.ru/syuzhety/166/
Русский 
Мокшанский 
Эрзянский